Тайные шедевры России

("The Financial Times", Великобритания)
Русское искусство всегда отражало чувство идентичности страны

16 ноября 2005 года. Турист или странник? Такой выбор, по мнению постсоветского мыслителя Александра Панарина, стоит перед Россией: имитировать декадентский Запад, где мы все - глобальные туристы в поисках свежих впечатлений, или сохранять славянский идеал странника, ищущего вечную правду.

Русское искусство всегда отражало чувство идентичности страны, и нынешней зимой странники отправляются в путь. Две живописные иконы этого духовного похода, картина Ильи Репина "Крестный ход в Курской губернии" и картина Исаака Левитана "Владимирка" (известная также как "Владимирский тракт"), в настоящее время висят в здании времен Belle Epoque, ставшем домом для французского импрессионизма, в Музее Орсэ (Musee d'Orsay). Эти монументальные творения русских титанов 19-го века из собрания Третьяковской галереи появились в экспозиции парижской выставки как сверкающие, чарующие шедевры, посягающие на западную традицию.

В этом сезоне русское искусство можно увидеть повсюду. Брюссель показывает шедевры 20-го века; русский импрессионизм совершает турне по Испании; работы русских мастеров живописи, от византийских триптихов и до работ Малевича, вывешены вдоль спирального пандуса нью-йоркского музея Гуггенхайма (Guggenheim), где проходит выставка "Россия!". Это беспрецедентный случай в наше время: впервые после русских балетов Дягилева в предвоенном Париже великолепие и торжествующая самобытность русского искусства в таком изобилии обрушились на западную публику. Оно пришло, чтобы завоевывать, чтобы заявлять о новой культурной уверенности в себе, которая сегодня растет в Москве и Санкт-Петербурге, но которая уходит корнями в столетия неоднозначного отношения к Европе.

Я вернусь к другим выставкам позднее, но наилучшим началом моего рассказа могут стать незабываемые образы выставки "Русское искусство второй половины 19-го века" в парижском музее. Огромные полотна, бесконечная открытость пространства и яркий реализм - вот самые первые, поражающие впечатления от экспозиции, которая, сочетая в себе предметы декоративного искусства, народного промысла и фотографии, театрально пытается воссоздать внутренний мир царской империи. В пронизанной светом картине Репина "Крестный ход в Курской губернии" вся Россия - крестьяне и дворяне, бородатые староверы и конные солдаты, священники в великолепных расшитых золотом одеяниях и ковыляющие седые калеки - на Пасху выплескивается на дорогу. Каждый персонаж точно схвачен, динамично индивидуален, однако является составной частью захватывающей дух пленэрной панорамы социальных контрастов и противоречий, которые, кажется, сохраняются вечно, сходя с полотна, слишком большого, чтобы можно было охватить его одним взглядом.

То же самое можно сказать и о серой, каменистой дороге через бесконечную степь в картине "Владимирка". Эта дорога безлюдна, но русский человек инстинктивно заполняет ее призраками, потому как Владимирский тракт был путем в Сибирь, и тонкий ландшафт Левитана наполняется унылыми воспоминаниями о каторжанах, волочащих по дороге свои кандалы в тишине темного кустарника, который сливается с низким, далеким горизонтом. Такое видение степи заставило Максима Горького размышлять о "ничтожном крошечном Человеке, которому выпала доля заниматься каторжным трудом на этой унылой земле", в то время как его энергию иссушает безбрежная азиатская равнина, которая испокон веков диктовала судьбу России.

Эти картины отражают умонастроения путешествия: "дорога - странник". Картина "Над вечным покоем", которой начинается выставка - более мягкий, элегический Левитан прекрасно выписанных синевато-серебристых облаков, колышущихся над церковью и погостом - открывает тему жизненного пути, тогда как завершающая экспозицию драматическая, большая работа символиста Михаила Врубеля "Демон сидящий" - фрагментарный, угрюмый демон, выписанный мозаичными мазками ярких оттенков, заставляющими вспомнить о цветном стекле - готовит странника к 20-му веку. Врубелевский падший ангел, написать которого художника вдохновили поэма Лермонтова "Демон" и агония собственного существования, был, по свидетельству советского критика Федорова-Давыдова, "мятежником, не соглашающимся на обыденную и несправедливую природу реальности, трагически одиноким".

В промежутке между этими двумя работами человеческая драма произведений живописи России 19-го века развертывается с тяжестью, красочностью и напористостью русского романа: потребность в смысле и нравственности на всем протяжении безграничного ландшафта, заставляющая вспомнить о "Мертвых душах" Гоголя, "Войне и мире" Толстого или даже, в американском бледном подобии, о таскающейся по мотелям Лолите из романа Набокова.

Здесь и образ человека в пустынном мире: одинокая, неясная фигура на полотне Ивана Крамского "Христос в Пустыне", "Голгофа" художника-символиста Николая Ге, Лев Толстой в образе Иисуса Христа на картине Репина "Лев Толстой босой". Есть и вызывающие благоговейный трепет пустынные ландшафты: магически подсвеченные ночные пейзажи Архипа Куинджи, например, "Лунная ночь на Днепре", где фосфоресцирующая луна, кажется, сияет подобно электрической лампочке на полуабстрактном черном фоне, или картина "Апофеоз войны" живописца-баталиста Василия Верещагина, где изображена гора человеческих черепов, над которой кружат вороны смерти. Верещагин погиб во время русско-японской войны (при взрыве броненосца "Петропавловск") вскоре после того, как нарисовал эту картину.

Превосходные образцы работ в стиле реализма художников-передвижников, собранные Павлом Третьяковым, который требовал "Нарисуйте мне грязный пруд, но сделайте его правдивым", включают прекрасную картину Поленова "Московский дворик", которая висела в кабинете Тургенева, и картину Константина Савицкого "Ремонтные работы на железной дороге" - полотно-предтечу пролетарского романтизма.

Повествовательный импульс присутствует повсюду, в особенности заставляет замереть сердце картина Репина "Не ждали" - сцена, которая могла бы быть взята прямо из Достоевского. Истощенный, бородатый арестант входит в свой дом, как если бы он возвратился с того света. Старушка-мать неуверенно встает, чтобы его обнять, сын порывается к нему, весь сияя от счастья, но его дочка с широко раскрытыми глазами, слишком маленькая, чтобы его помнить, в страхе закрывается ручонками, его жена приросла к месту, а служанка, изумленная, но вежливая, являет собой образец самообладания.

Открытое окно радостно освещает возвратившегося ссыльного; доски пола, сходящиеся в глубине, приближают его к зрителю; острые углы и изысканные тона внутреннего убранства помещения с его потускневшими обоями и семейными фотографиями, виртуозная прорисовка Репиным деталей напоминает Дега (Degas) и подтверждает, в особенности в контрасте с висящими здесь же, в Музее Орсэ, картинами Мане (Manet) и Моне (Monet), что русские художники 19-го века никогда не были формальными новаторами в диалоге с артистической традицией, но просто рассказчиками, чьей неизменной темой была сама Россия.

"Произведения русской живописи можно читать нескончаемо. Но не подходите слишком близко к их картинам! Их произведения искусства в гриме", - издевательски говорил русский модернист Яков Тугендхольд (Yakob Tugendhold) 100 лет назад. Эта замечательная выставка свидетельствует о другом: существовавший в 19-м веке упор на повествовательность подготовил прорыв, который сделал русский модернизм одновременно захватывающим, новаторским и сильным.

Последней удачей здесь является взятая напрокат у Третьяковской галереи картина Петрова-Водкина "Купание красного коня", которая переносит наш рассказ в 20-й век. Благодаря в такой же мере иконам, как и Матиссу (Matisse), этот сильный, выполненный в одной цветовой гамме и фресковый стиль написания могучего красного жеребца, который со своим нагим наездником заполняет все полотно, вызывает трепетную дрожь в предчувствии революционной перемены. Вместе с двумя менее крупными лошадьми это животное составляет тройку, которая, как мне представляется, вызывает в памяти самый известный символ России - гоголевскую тройку, бешено мчащуюся в неизвестное будущее. "Кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах?. . . Русь, куда же несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа. . . Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства".

Оригинал публикации: Russia's secret masterpieces

Перевод: ИноСМИ.ru